Третьему рязанцу посчастливилось лучше: он без больших хлопот у себя дома под углом нашёл съеденный ржавчиной чугунчик, в коем было с пригоршню серебряных монет. Их купил г. Надеждин, а описал г. Григорьев, в Одессе; это были замечательные арабские монеты IX до XI века.
Весьма нередко клад служит защитою для скрытия важных преступлений. В одной из подмосковных губерний у помещика был довольно плохой, в хозяйственном отношении, крестьянин, один из тех, кому ничего не даётся: хлеб у него всегда хуже чём у прочих; коли волк зарежет телят, либо порвёт жеребёнка, так верно у него же; словом, и скот не держится, и счастья нет, и ничем не разживётся. По этому поводу, помещик посадил его в постоялый двор, или в дворники, для поправки хозяйства. Впрочем, это был мужик смирный, трезвый и худа никакого за ним не слыхать было.
Вскоре он, точно, поправился, и даже слишком скоро. Он уплатил долги, купил скота, стал щеголять, наряжать жену в шёлк и проч. Помещику это показалось подозрительно, и после строгих допросов, на основании разнёсшихся слухов, дворник признался, что ему дался клад: «Я вышел ночью, услыхав проезжих извозчиков, и увидал за оврагом, по ту сторону ручья, в лесу небольшой свет. Я спустился, подошёл тихонько и вижу, что два человека с фонарём делят меж собою клад. Увидав меня нечаянно, они было хотели бежать, после хотели убить меня, а, наконец, поделились со мною, отсыпав мне полную шапку целковых, с тем, чтобы я никому ни слова не говорил». Всё это, конечно, много походило на сказку, тем более, что мужик сбивался и не мог дать толком отчёт, когда заставили его показать на месте, где именно вырыт клад; но других подозрений не было, молва уверяла, что дворник разжился от клада, сам он сознался в том же, и дело было оставлено.
К осени барин хотел перестроить постоялый двор, который был плох и в особенности тесен и неопрятен, но дворник под разными предлогами отговаривал барина, да и вперёд, когда об этом заходила речь, убеждал его не трогать двора, каков он есть. «Что мне, — говорил он, — в господах: я господ не люблю пускать; за ними только хлопот много, а выгоды нет никакой: стаканчик сливок возьмут, да раз десять воды горячей поставить велят, да целую половину и займут; я, благодаря Бога, разжился от извозчиков, которые берут овёс да сено; а с них будет и этой избы; им где ни свалиться, только бы лошадь накормить».
Удерживая такими уловками барина от перестройки двора, мужик через год или два умер. Весь околоток знал, что он разбогател от клада, и во всякой деревне рассказывали по-своему, как это случилось; но барин приступил к перестройке избы, и совсем неожиданно нашёл клад другого рода: под печью, едва прикрыты землёй, лежали два человеческие остова с проломленными черепами.
Я с намерением не перечитывал теперь сочинений ни г. Снегирёва, ни г. Сахарова. Я даю только сборник, запас, какой случился. Праздничных обрядов я мало касаюсь, потому что предмет этот обработан г. Снегирёвым; а повторения того, что уже помещено в Сказаниях г. Сахарова, произошли случайно, из одного и того же источника. Я дополнил статью свою из одной только печатной книги: Русские суеверия Чулкова, в которой, впрочем, весьма не много русского.
3илан — по-татарски змея.
Осина, в народных поверьях и в хозяйстве, замечательное дерево. На нём, по народному преданию, удавился Иуда — отчего и лист осиновый вечно дрожит; осиновым колом прибивают в грудь мертвеца-колдуна, ведьму, упыря, — который встаёт и бродит по ночам; осиновыми кольями должно бить коровью смерть, при известном ночном опахивании деревни, где действуют одни нагие бабы; в осиновый пень вколачиваются волосы и ногти больного, чтобы избавить его от лихорадки; разбитые параличом должны лёжа упираться босыми ногами в осиновое полено; такое же полено, засунутое в куль негашёной извести, как говорят, не даёт ей сыреть и портиться, равно положенное в посуду с квашеной капустой не даёт ей бродить и перекисать; осиновые дрова, если ими протапливать изредка печь, уничтожают всю сажу, так что вовсе не нужно труб чистить; осина, самое мягкое и негодное дерево, даёт самые прочные торцы, для мостовой, особенно на конных приводах.
Вот несколько образчиков заговоров, взятых из разных губерний, они очень походят на заговоры, собранные Сахаровым.
1. Заговор от поруба. Встану я благословясь, лягу я перекрестясь и лягу во чистое поле, во зелёное, стану благословясь, лягу перекрестясь, пойду стану благословясь, пойду перекрестясь во чистое поле, во зелёное поморье, погляжу на восточную сторону: с правой, с восточной стороны, летят три врана, три братеника, несут трои золоты ключи, трои золоты замки; — запирали они, замыкали они воды и реки и синие моря, ключи и родники; заперли они, замкнули они раны кровавыя, кровь горючую. Как из неба синего дождь не канет, так бы у раба Божьяго N.N. кровь не канула. Аминь.
2. Приворотный заговор или любжа, который читается на подаваемое питьё.
Лягу я раб Божий помолясь, встану я благословясь, умоюсь я росою, утрусь престольною пеленою; пойду я из дверей в двери, из ворот в вороты, выйду в чистое поле, во зелёное поморье. Стану я на сырую землю, погляжу я на восточную сторонушку, как красное солнышко воссияло: припекает мхи-болоты, чёрныя грязни. Так бы прибегала, присыхала раба Божия N. о мне рабе Божьем N. очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли; спать бы она не заспала, гулять бы не загуляла, аминь тому слову.
3. Заговор от ружья. На море на океане, на острове на Буяне, гонит Илья Пророк на колеснице гром со великим дождём: над тучей туча взойдёт, молния осияет, гром грянет, дождь польёт, порох зальёт. Пена изыде и язык костян. Как рабарабица N. мечется, со младенцем своим не разрожается, так бы у него раба N. бились и томились пули ружейные и всякого огненного орудия. Как от кочета нет яйца, так от ружья нет стрелянья. Ключ в небе, замок в море. Аминь, трижды.