О поверьях, суевериях и предрассудках русского нар - Страница 28


К оглавлению

28

Ночь была тёмная, до кладбища версты две, дорога под конец едва заметная; я сбился немного и не счёл за нужное отыскивать торную дорогу, а пошёл знакомым путём вперевал, по направлению, где против неба темнела едва заметно кладбищенская церковь. Прихожу ко рву, окружающему кладбище, перескакиваю его; ножичек у меня в руках и я хочу уже отстрогнуть щепочку от первого пошатнувшегося в сторону креста, но мне показалось, что завтра осмеют меня, скажут: рад, что добрался, небось, не прошёл дальше! — и я стал подвигаться ощупью вперёд, спотыкаясь между могил, ям, кустов, камней и разрушенных памятников. В это время, помню, родилось во мне двоякое опасение, ускорившее, при таких обстоятельствах, биение сердца и дыхание: первое, чтобы товарищи не вздумали подшутить надо мною и не сделали какой-нибудь глупости; второе, чтобы какой-нибудь сторож не принял меня за вора и не вздумал бы, выскочив внезапно сбоку, прежде всего поколотить меня порядком, чтобы, может быть, потом уже, за вторым приёмом, допросить, кто я и зачем пришёл. Первое опасение устранилось, однако же, тем, что сидевшие со мною товарищи не могли опередить меня на этом пути, а второе тем, что сторожа, конечно, теперь все спят и мне только не должно шуметь. Во всяком случае, я, скрепив сердце, дал себе слово быть спокойным, рассудительным и хладнокровным, не пугаться, что бы ни случилось. Глупое сердце продолжало стучать вслух, хотя, право, не знаю о чём и почто.

Вдруг я слышу подземный глухой стук, удара два, три сряду. Я остановился: через несколько секунд повторилось то же, потом ещё раз, а потом раздался слабый подземный стон или вздох. Всё это, сколько я мог заключить, полагаясь на слух свой, происходило в самом близком расстоянии от меня и притом именно «под землёй». После нескольких секунд молчания и нескольких шагов моих вперёд, повторилось опять то же; но подземные удары были звучнее и до того сильны, что мне показалось, будто земля подо мною дрогнула; стон, довольно внятный, исходил из земли и, бесспорно, от мертвеца. Если бы я кончил похождение своё на этой точке, то уже и этого было бы довольно, и я бы, конечно, поныне мог бы вам только божиться по совести, что всё это точно святая истина и действительно так со мною случилось… но дело зашло ещё дальше: я опять подвинулся несколько шагов вперёд, по тому направлению, откуда звук до меня доходил, прислушивался и всё подвигался ощупью вперёд. Внезапно стук этот очутился почти подо мною, у самых ног; что-то охнуло, закашляло; земля вскрылась и расступилась; меня обдало, обсыпало землёй, и мертвец в белом саване медленно потянулся из могилы, прямо передо мной, никак не далее двух шагов… Кончим на этом; примите от меня совестливое уверение, что всё это случилось точно таким образом, как я описываю, и скажите после этого, есть ли привидения и живые мертвецы, или их нет?

Я остановился и глядел во все глаза на мертвеца, у которою в руках увидел я, несмотря на потёмки, заступ. Я не думал и не мог бежать, а стоял, растерявшись и не зная, что именно делать. Помню, что я хотел завести разговор с покойником, но по незнакомству с ним не знал, с чего начать, чтобы не сказать ему какой-нибудь глупости. К счастью, он вывел меня из этого тягостного положения, спросив сам первый: «Кто такой ходит тут, зачем?» Эти слова возвратили мне память и объяснили вдруг всё. — Да я, любезный, не попаду на дорогу, сбился, от берега, где и канавы не заметил, и не знаю куда выйти. — «А вот сюда ступайте, вот!» — Да ты что же тут делаешь? «Известно что, копаем могилу». — Для чего же ночью? «А когда же больше? Как с вечера закажут, чтобы к утру готова была, так когда же копать её, как не ночью?»

Вот всё, что я по собственному опыту могу сказать об этом предмете. Я бы мог рассказать ещё кучу подобных приключений, наприм., как один офицер искрошил в ночи саблей, вместо привидения, белый канифасный халат свой, висевший на гвозде, на который надета была ещё и шапка; как привидения ходят за любовными приключениями, или просто на какой-нибудь промысел, пользуясь робостью хозяина; но всё это известно и при том, конечно, ничего не доказывает; надобно каждому предоставить веру в собственное своё убеждение, которое, однако же, тогда только может иметь место, когда оно основано на собственном, безошибочном опыте, и когда опыт этот, как в приведённых мною случаях, доведён до конца.

Недавно ещё рассказывали мне, поставив и свидетелей, следующее: хозяин, прохаживаясь в сумерки в зале, услышал и увидел в окно, что на двор прикатила карета четвернёй. Он заглянул в гостиную и сказал жене: приготовься принять гостей: кто-то приехал. Но как всё оставалось по-прежнему тихо и спокойно и никто не входил, то хозяин выглянул в переднюю: покойная бабушка его стояла там у дверей, но исчезла в ту же минуту; пол под нею треснул, а карета покатила со двора, по направлению к кладбищу. Иные прибавляли ещё к этому, что посторонние люди видели, как карета исчезла в самой ограде погоста. Что прикажете сделать из такого рассказа? Если бабушка могла воротиться с того света, то где и как успела она собрать всю упряжь свою, карету, лошадей и кучеров, которые, конечно, не были ею взяты с собою на тот свет? Не короче ли предположить, что добрый хозяин, внук или сын, задумался о бабушке, которой с недавнего времени не стало в доме, и что он увидел её не плотскими глазами своими, а оком души?

О двойниках, предвещающих кончину, говорят почти всюду и во всех землях. Известно, что горным шотландцам приписывают способность видеть двойников в высшей степени. Если объяснить явление это языком магнетизёров, то явление двойника значит, что душа наша получила возможность, как бы отделившись от тела, созерцать его вне себя, со стороны. Это довольно тёмно, хотя и несколько понятнее, чем явление покойников.

28